Читать интересную книгу Закованные в броню - Элена Томсетт

– Это замечательная история, – посмеиваясь, начал Кароль Радзивилл, который слыл при литовском дворе хорошим рассказчиком. – Вот и Доманский не даст соврать.

На лице Острожского было написано вежливое любопытство. Не прислушиваясь к рассказу Радзивилла, он немного помедлил и повернул свой чеканный профиль к соседу справа, воеводе Ставскому. Темно-каштановые волосы князя отливали оттенком червонного золота при свете пламени свечи, горевшей на столе в нескольких дюймах от него.

– Вы встречались с королем, пан Ставский? – вполголоса спросил он у воеводы.

Польский воевода собрал в щепоть брови и печально покачал седеющей головой.

– Пока нет. Король слишком занят подготовкой к переговорам.

– Я поставлен в весьма сложное положение, – тихо продолжал Острожский. – Вчера вечером он вызвал меня в замок. Король настаивает на нашем с Эвой скорейшем браке. Я бы хотел встретиться и поговорить с вашей дочерью.

– Зачем? – настороженно спросил Ставский. – Вы хотите разорвать помолвку, князь?

– Для начала, я хотел бы познакомиться с Эвой. Я полагал, что она прибудет в Ставицы вместе с семьей дяди, боярина Вереха.

Воевода Ставский все также настороженно смотрел на него. Красивое лицо поляка было спокойно.

– Дело в том, что Эва пропала, князь, – наконец, почти прошептал пан Ставский.

– Как пропала? – удивился Острожский. – Что вы имеете в виду?

– Этого не может быть! – недоверчиво вскричал вдруг пан Станислав, прерывая их тихую беседу.

Ставский нехотя обернулся к гостям, чтобы посмотреть, что происходит. Боярышни смеялись. Оживленно сверкая глазами и жестикулируя, взъерошенный от успеха своего рассказа и внимания Марины пан Радзивилл обратился к Острожскому:

– Князь! Мне не верят! Скажите вы.

– Если не верят вам, почему вы думаете, что поверят мне? – резонно возразил Острожский.

– Вы – гость! – нашелся Радзивилл.

– Да-да, – поддержал его боярин Верех. – Расскажите нам всю правду, князь. Разоблачите этих молодых авантюристов, готовых даже войну превратить в забаву. Что там произошло в Крыму?

На чистый лоб молодого польского князя набежала тень при упоминании о Крымской кампании.

– Я не помню ничего, что было бы забавным или смешным в поражении на Ворскле, – медленно сказал Острожский, и в его голосе, отстраненном и неестественно спокойном, Марине послышалось подлинное страдание. – Были лишь горы трупов и реки крови, как и предсказывала покойная королева!

В горнице установилась тишина.

Марина полными слез глазами смотрела на потемневшее лицо прекрасного принца ее мечты. «Боже мой! – потрясенно думала она, – а я никогда и не слышала про этот дурацкий поход. Ну, может быть, совсем чуть-чуть, от отца и Эвы». Кароль Радзивилл растерянно смотрел по сторонам. Эльжбета с нескрываемым удовольствием наблюдала откровенную растерянность всегда такого самоуверенного старшего брата.

Разряжая обстановку, воевода Ставский положил тяжелую, загрубевшую в частых военных походах ладонь на плечо молодого князя. Он справедливо подозревал, что в резкости ответа Острожского было виновато его собственное замечание о пропаже своей дочери.

– Полно вам, князь. Что прошло, то прошло. Расскажите лучше боярышням про свое посещение рыцарского замка. Да мне и самому интересно. Мне как-то раньше никогда не приходилось бывать в Мальборге.

– Говорят, там замечательные входные ворота! – оживился старый Верх. – А еще там сосредоточены просто огромны запасы золота и драгоценных камней, свезенные в тайную сокровищницу Башни со всех концов света. На эти деньги великий магистр Ордена может купить не только всех европейских королей, но и самого папу римского! Говорят, что богатства Ордена огромны, замок неприступен, а рыцари Христовы непобедимы, потому что им помогает сам Всевышний!

Кароль Радзивилл громко фыркнул.

– Княгиня Анна, жена Витовта, рассказывала нам немного о замке, – сказала в свою очередь рассудительная боярышня Елена. – По ее словам, Верхний замок – это нечто великолепное, просто замечательное, рыцари едят там на золоте и серебре, и они настолько богаты, что полы Большой трапезной, как и потолок, отделаны плитами из чистого золота.

– А по ночам на их небе движется алмазная луна, – серьезно добавил Острожский после того, как она умолкла, и укоризненно посмотрел на расмеявшуюся от этих слов Эльжбету.

Теперь уже развеселились все. Боярин Верех громко хохотал, поблескивая белоснежными крепкими зубами, не без удовольствия наблюдая, как обычно холодная, гордая и привередливая Марина не сводит с Острожского немного влажных от смеха серых глаз. Воевода Адам тоже смотрел на боярышню, но думал о своей дочери Эве, ровеснице Марины Верех, точно также не скрывавшей счастливой улыбки при виде юного князя, тогда еще просто красивого мальчика с золотисто-каштановыми волосами до плеч, темноглазого, с обаятельной улыбкой, приехавшего просить ее руки согласно воле его отца и королевы Ядвиги. Как давно это было, с тоской думал он.

Пан Станислав Тенчинский, скорчив гримасу, молчал, предпочитая лучше придержать свои замечания при себе, нежели поссориться с Мариной, поведение которой оправдывало его худшие опасения. Она улыбалась князю, ловила его взгляды, улыбку, попеременно краснела и бледнела, глаза ее искрились приглушеным тихим и мягким светом, туманились от стеснявших ее грудь чувств. Боярин Верех был в восторге. Происходящее с Мариной не могло укрыться от его цепкого отцовского взгляда. «Она влюбилась! Она, несомненно, влюбилась, – пело у него в душе. – Князь Острожский будет моим зятем! Никто не может устоять против чар моей дорогой девочки!»

Он полуобернулся и благосклонно, даже покровительственно взглянул на высокую фигуру молодого князя. Предчувствие, та самая интуиция, которая никогда не обманывала его при заключении сделок, внезапно заставило его насторожиться. Пользуясь всеобщим весельем, Острожский и пан Доманский о чем-то тихо и серьезно, вполголоса, беседовали. На лице пана Доманского было написано недоумение. Видимо уступая настоянию поляка, он достал из-под одежды свой нательный крест и показал его князю. Острожский взял его в руки, долго осматривал со всех сторон, затем, покачав головой, вернул обратно со словами то ли огорчения, то ли извинения. Пан Донатас кивнул, лицо его озарилось выражением крайнего удовлетворения, он засмеялся, по обыкновению, не преминув пошутить, ибо Острожский ответил ему своей неподражаемой ослепительной обезоруживающе любезной улыбкой.

Эту улыбку приняла на свой счет очарованная князем боярышня Марина. Она молила Бога о помощи в соблазнении князя, снова чувствуя себя девчонкой, когда шесть лет назад она мгновенно и безвозвратно влюбилась в красивого польского вельможу, жениха своей двоюродной сестры. «Это, наверное, какой-то рок! – с некоторым испугом думала она, – просто удивительно, как меня тянет к нему!» Сама того не замечая, она пытливо и жадно вглядывалась в чистые классические черты молодого польского князя, его невозмутимое лицо, бледность которого оттеняли густые черные бархатные ресницы и пурпурный, изящно очерченный рот. Занятая своими мыслями, она не замечала, что молодой князь никак не поощряет ее внимания.

Подивившись про себя странному поведению князя Острожского, боярин Верех тут же забыл об этом, поскольку разговор неприметно перешел на предметы ювелирного искусства. Под снисходительные смешки дочерей, он тут же хвастливо заявил, что в настоящий момент не существует лучшего знатока золотых изделий и драгоценных камней, принадлежащих представителям знатнейших родов Руси, Польши и Литвы, чем он. Воевода Адам, случайно обернувшись, заметил, что при этих словах новгородца взор темных глаз Острожского стал глубоким и острым.

– Князь! – тут же шепнул ему Доманский. – Рискните. Боярин действительно большой знаток драгоценных изделий.

Воевода Адам решил, что пришло время вмешаться.

– Хорошо, Тверд, – сразу же приступил к делу он. – Всех нас ты знаешь, как облупленных, да мы и не принадлежим к верхушке знати. А вот что ты можешь сказать, например, о кресте князя Острожского?

Негодующе фыркнув от возмущения при мысли о том, что можно так грубо усомниться в его знаниях, боярин Верех ловко выхватил из камина уголек и прямо на белоснежной скатерти, постеленной поверх дорогого ковра на столе, в несколько приемов нарисовал ажурный, с затейливой вязью, крест.

– А ну-ка, – заинтересовался Кароль Радзивилл, обращаясь к Острожскому, – покажите ваш крест, князь!

Тот, поколебавшись секунду, расстегнул ворот камзола и неприметным движением вытянул из-под шелковых кружев нижней рубашки свой нательный крест. Резким жестом оборвав тесьму, он протянул его Радзивиллу. Литвин взял его в руки и поднес ближе к свету.